Неточные совпадения
Мне невольно пришло на мысль, что ночью я слышал тот же
голос; я на минуту задумался, и когда снова посмотрел на крышу,
девушки там не было.
В дверях появилась
девушка и почему-то сердитым
голосом сказала...
Оборвав фразу, она помолчала несколько секунд, и снова зашелестел ее
голос. Клим задумчиво слушал, чувствуя, что сегодня он смотрит на
девушку не своими глазами; нет, она ничем не похожа на Лидию, но есть в ней отдаленное сходство с ним. Он не мог понять, приятно ли это ему или неприятно.
Громкий
голос Варвары собирал вокруг нее праздничных людей; человек с тросточкой, в соломенной шляпе, толкая Самгина, заглядывал в лицо
девушки, спрашивая...
Ярким зимним днем Самгин медленно шагал по набережной Невы, укладывая в памяти наиболее громкие фразы лекции. Он еще издали заметил Нехаеву,
девушка вышла из дверей Академии художеств, перешла дорогу и остановилась у сфинкса, глядя на реку, покрытую ослепительно блестевшим снегом; местами снег был разорван ветром и обнажались синеватые лысины льда. Нехаева поздоровалась с Климом, ласково улыбаясь, и заговорила своим слабым
голосом...
Девушка ответила ровным
голосом, глядя в окно и как бы думая не то, что говорит...
И в
голосе ее и в глазах было нечто глубоко обидное. Клим молчал, чувствуя, что его раздувает злость, а
девушка недоуменно, печально говорила...
— Цып, цып, ти, ти, ти! гуль, гуль, гуль, — ласковым
голосом приглашала
девушка птиц к завтраку.
И этот
голос стал на сторону отказа преимущественно потому, что решение Нехлюдова жениться на этой
девушке во имя нравственных требований было в высшей степени противно ему.
— По-вашему же сидеть и скучать, — капризным
голосом ответила
девушка и после небольшой паузы прибавила: — Вы, может быть, думаете, что мне очень весело… Да?.. О нет, совершенно наоборот; мне хотелось плакать… Я ведь злая и от злости хотела танцевать до упаду.
— Я устала… — слабым
голосом прошептала
девушка, подавая Лоскутову свою руку. — Ведите меня в мою комнату… Вот сейчас направо, через голубую гостиную. Если бы вы знали, как я устала.
— Вы считаете меня совсем пустой
девушкой… — заговорила Зося упавшим, глухим
голосом. — Я вижу, не отпирайтесь. Вы думаете, что я способна только дурачиться, наряжаться и выезжать лошадей. Да? Ведь так?
— Положим, в богатом семействе есть сын и дочь, — продолжала она дрогнувшим
голосом. — Оба совершеннолетние… Сын встречается с такой
девушкой, которая нравится ему и не нравится родителям; дочь встречается с таким человеком, который нравится ей и которого ненавидят ее родители. У него является ребенок… Как посмотрят на это отец и мать?
Голос ее задрожал, и слезинки блеснули на ее ресницах. Алеша вздрогнул внутри себя: «Эта
девушка правдива и искренна, — подумал он, — и… и она более не любит Дмитрия!»
Это бывают разбиты старики, старухи, а молодые
девушки не бывают». — «бывают, часто бывают, — говорит чей-то незнакомый
голос, — а ты теперь будешь здорова, вот только я коснусь твоей руки, — видишь, ты уж и здорова, вставай же».
Одно из первых последствий того, что окончательный
голос по всему управлению дан был самим швеям, состояло в решении, которого и следовало ожидать: в первый же месяц управления
девушки определили, что не годится самой Вере Павловне работать без вознаграждения.
Лопухов возвратился с Павлом Константинычем, сели; Лопухов попросил ее слушать, пока он доскажет то, что начнет, а ее речь будет впереди, и начал говорить, сильно возвышая
голос, когда она пробовала перебивать его, и благополучно довел до конца свою речь, которая состояла в том, что развенчать их нельзя, потому дело со (Сторешниковым — дело пропащее, как вы сами знаете, стало быть, и утруждать себя вам будет напрасно, а впрочем, как хотите: коли лишние деньги есть, то даже советую попробовать; да что, и огорчаться-то не из чего, потому что ведь Верочка никогда не хотела идти за Сторешникова, стало быть, это дело всегда было несбыточное, как вы и сами видели, Марья Алексевна, а
девушку, во всяком случае, надобно отдавать замуж, а это дело вообще убыточное для родителей: надобно приданое, да и свадьба, сама по себе, много денег стоит, а главное, приданое; стало быть, еще надобно вам, Марья Алексевна и Павел Константиныч, благодарить дочь, что она вышла замуж без всяких убытков для вас!
— С богом, — отвечал Кирила Петрович и, взяв со стола образ, — подойди ко мне, Маша, — сказал он ей тронутым
голосом, — благословляю тебя… — Бедная
девушка упала ему в ноги и зарыдала.
Рабочий день начался, но работа покуда идет вяло. До тех пор, пока не заслышится грозный барынин
голос, у некоторых
девушек слипаются глаза, другие ведут праздные разговоры. И иглы и коклюшки двигаются медленно.
Рабочий день кончился. Дети целуют у родителей ручки и проворно взбегают на мезонин в детскую. Но в девичьей еще слышно движение.
Девушки, словно заколдованные, сидят в темноте и не ложатся спать, покуда
голос Анны Павловны не снимет с них чары.
Кузнец остановился с своими мешками. Ему почудился в толпе
девушек голос и тоненький смех Оксаны. Все жилки в нем вздрогнули; бросивши на землю мешки так, что находившийся на дне дьяк заохал от ушибу и голова икнул во все горло, побрел он с маленьким мешком на плечах вместе с толпою парубков, шедших следом за девичьей толпою, между которою ему послышался
голос Оксаны.
Левко посмотрел на берег: в тонком серебряном тумане мелькали легкие, как будто тени,
девушки в белых, как луг, убранный ландышами, рубашках; золотые ожерелья, монисты, дукаты блистали на их шеях; но они были бледны; тело их было как будто сваяно из прозрачных облак и будто светилось насквозь при серебряном месяце. Хоровод, играя, придвинулся к нему ближе. Послышались
голоса.
— Ну, так что же, как невеста? — спросила она изменившимся
голосом, вскидывая на доктора влажные глаза. —
Девушка славная.
— Вот уж вы совсем большие, взрослые
девушки, — говорил он с грустною нотой в
голосе. — Я часто думаю о вас, и мне делается страшно.
В
голосе молодого человека слышалось самодовольство (тогда эти словечки были совсем новенькие) и вызывающая ирония; на несколько секунд все смолкли, и на лице
девушки проступил нервный румянец.
Соловей, некоторое время пробовавший свой
голос, защелкал и рассыпался по молчаливому саду неистовою трелью.
Девушка встрепенулась и застенчиво отвела руку Петра.
Этот вечер был исполнен тревоги не для одной Эвелины. На повороте аллеи, где стояла скамейка,
девушка услыхала взволнованные
голоса. Максим разговаривал с сестрой.
И опять ему вспомнилось детство, тихий плеск реки, первое знакомство с Эвелиной и ее горькие слезы при слове «слепой»… Инстинктивно почувствовал он, что теперь опять причиняет ей такую же рану, и остановился. Несколько секунд стояла тишина, только вода тихо и ласково звенела в шлюзах. Эвелины совсем не было слышно, как будто она исчезла. По ее лицу действительно пробежала судорога, но
девушка овладела собой, и, когда она заговорила,
голос ее звучал беспечно и шутливо.
Девушка поднялась, чтобы исполнить приказание, но неожиданно раздавшийся в первый раз
голос больного остановил ее...
Князь обратился было к
голосу с дивана, но заговорила
девушка и с самым откровенным видом на своем миловидном лице сказала...
«Это, брат ты мой, — воскликнул он со свойственною ему порывистой певучестью в
голосе, — эта
девушка — изумительное, гениальное существо, артистка в настоящем смысле слова, и притом предобрая».
Тихо, без всякого движения сидела на постели монахиня, устремив полные благоговейных слез глаза на озаренное лампадой распятие, молча смотрели на нее
девушки. Всенощная кончилась, под окном послышались шаги и
голос игуменьи, возвращавшейся с матерью Манефой. Сестра Феоктиста быстро встала, надела свою шапку с покрывалом и, поцеловав обеих девиц, быстро скользнула за двери игуменьиной кельи.
— Здравствуйте, здравствуйте, — приветливо отвечали в один
голос обе
девушки.
Лихонин смутился. Таким странным ему показалось вмешательство этой молчаливой, как будто сонной
девушки. Конечно, он не сообразил того, что в ней говорила инстинктивная, бессознательная жалость к человеку, который недоспал, или, может быть, профессиональное уважение к чужому сну. Но удивление было только мгновенное. Ему стало почему-то обидно. Он поднял свесившуюся до полу руку лежащего, между пальцами которой так и осталась потухшая папироса, и, крепко встряхнув ее, сказал серьезным, почти строгим
голосом...
— Каждое воскресенье-с! — сказал Захаревский. — И посещать его, — продолжал он опять вкрадчивым
голосом, — почти долг каждого дворянина… один не приедет, другой, — и нет собраний, а между тем где же молодежи и
девушкам повеселиться!
Она покраснела, опустилась на стул, замолчала. «Милая ты моя, милая!» — улыбаясь, думала мать. Софья тоже улыбнулась, а Николай, мягко глядя в лицо Саши, тихо засмеялся. Тогда
девушка подняла голову, строго посмотрела на всех и, бледная, сверкнув глазами, сухо, с обидой в
голосе, сказала...
— Нет, он жив! — возбужденно ответила
девушка, и что-то упрямое, настойчивое прозвучало в ее
голосе, явилось на лице. — Он помещик, теперь — земский начальник, он обворовывает крестьян…
Ей, видимо, трудно было говорить. Она вся выпрямилась, смотрела в сторону,
голос у нее звучал неровно. Утомленно опустив веки,
девушка кусала губы, а пальцы крепко сжатых рук хрустели.
Автор однажды высказал в обществе молодых деревенских девиц, что, по его мнению, если
девушка мечтает при луне, так это прекрасно рекомендует ее сердце, — все рассмеялись и сказали в один
голос: «Какие глупости мечтать!» Наш великий Пушкин, призванный, кажется, быть вечным любимцем женщин, Пушкин, которого барышни моего времени знали всего почти наизусть, которого Татьяна была для них идеалом, — нынешние барышни почти не читали этого Пушкина, но зато поглотили целые сотни томов Дюма и Поля Феваля [Феваль Поль (1817—1887) — французский писатель, автор бульварных романов.], и знаете ли почему? — потому что там описывается двор, великолепные гостиные героинь и торжественные поезды.
В кондитерскую, с рассыпанными по обнаженным плечам темными кудрями, с протянутыми вперед обнаженными руками, порывисто вбежала
девушка лет девятнадцати и, увидев Санина, тотчас бросилась к нему, схватила его за руку и повлекла за собою, приговаривая задыхавшимся
голосом: «Скорей, скорей, сюда, спасите!» Не из нежелания повиноваться, а просто от избытка изумления Санин не тотчас последовал за
девушкой — и как бы уперся на месте: он в жизни не видывал подобной красавицы.
«Я Пуп, но не так уж глуп. Когда я умру, похороните меня в моей табакерке. Робкие
девушки, не бойтесь меня, я великодушен. Я Пуп, но это презрительная фора моим врагам. Я и Наполеон, мы оба толсты, но малы» — и так далее, но тут, достигая предела, ракета громко лопалась, и сотни
голосов кричали изо всех сил: «Пуп!«
— Я не хочу лгать, я должен признаться тебе, что только одно обстоятельство мучит меня, что ты узнала радость, физическую радость любви не от меня, а от какого-то проходимца. Ах! Зачем это случилось? Если бы я взял тебя уже не
девушкой, мне было бы это все равно, но это, это… милая, —
голос его стал умоляющим и задрожал, — но ведь, может быть, этого не было? Ты хотела испытать меня?
Девушки уселись в кружок, и Пашенька затянула жалобным
голосом...
Ужас был в доме Морозова. Пламя охватило все службы. Дворня кричала, падая под ударами хищников. Сенные
девушки бегали с воплем взад и вперед. Товарищи Хомяка грабили дом, выбегали на двор и бросали в одну кучу дорогую утварь, деньги и богатые одежды. На дворе, над грудой серебра и золота, заглушая
голосом шум, крики и треск огня, стоял Хомяк в красном кафтане.
Напоминание было лишне.
Девушка слушала с затаенным дыханием, и в ее воображении, под влиянием этого выразительного грудного
голоса, рисовалась картина: на таких же широких полях, в темноте, перед рассветом, стоят кучки людей и ждут чего-то. Она еще не знает чего, но чувствует, что ждут они какой-то правды, которая не имеет ничего общего с миром ее мечтаний…
— Папа, — со слезами в
голосе заговорила
девушка, — ведь он, Панкратов, в Ментоне умер? Ведь это… ведь это все неправда… Вот он говорит: убили его… и он сам…
— Хит-рые? — переспросила
девушка упавшим
голосом.
— Ай, злая собака! — убегая, крикнула
девушка, и долго еще слышался ее взволнованный
голос: — Мама, дети! Не ходите в сад: там собака! Огромная!.. Злю-юу-щая!..
— Ишь, откуда он подглядывает за девушками-то! — вдруг услыхал Матвей сзади себя
голос Палаги. Положив руки свои на плечи ему, она, усмехаясь, спросила: — Которая больше нравится?
Это была молодая, не очень красивая, черноглазая
девушка с не совсем ровным и уже разбитым
голосом.